В рамках расписывания самого себя и попыток привыкнуть к новой клавиатуре пишу обрывочные мысли на тему «дед кричит на облака» (которая, по всей видимости, и будет основной темой этого блога).

Вовсе не обязательно быть религиозным или даже верующим человеком для того чтобы получать мистический опыт. Даже больше: в своём окружении я могу назвать куда больше светских мистиков (людей, разделяющих тот или иной осознанный и интегрированный в свою жизнь нерелигиозный мистический опыт), чем практикующих любую веру людей.

Не сильно разбираясь в мистическом опыте верующих я сужу о нём только по книгам и удачным коротким разговорам с носителями. Из всей прочитанной литературы я понял, что религиозный мистический опыт очень трудно описать, и невозможно разделить не будучи верующим, эта дверь на данный момент для меня закрыта. Поэтому я буду говорить о светских, внерелигиозных переживаниях.

Под «мистическим опытом» я понимаю вполне определенный опыт, не имеющий ничего общего с «мистикой» как пристанищем пиковой дамы и матного гномика, но с «мистицизмом» — способом восприятия мира, опирающемся на интуицию, иррациональные и эмоциональные контуры восприятия.

Мистический опыт в рамках этого текста — это переживание особого рода, которое объединяет в себе в разной мере осознание себя частью чего-то большего, деперсонализацию, временное отключение контроля эго, стирание границ между «я» и «не-я», чувство единства субъекта и объекта, исключение из объективного времени, и многие другие формы растворения в «абсолютной» реальности, обычно недоступные в рамках непрерывно рационализируемой повседневности.

Для пущего терапевтического эффекта я хочу поделиться с тобой, дорогой читатель (любого пола), личным мистическим переживанием, которое ношу у сердца долгие годы. Это очень яркий мистический опыт, который оставил в моей душе глубокий след.

Гуляя по парку я встретил дрозда. Я был абсолютно трезв (за дрозда не ручаюсь) и в компании жены, мы гуляли по парку Дружбы на Речном Вокзале, кажется, в начале весны или раннего холодного лета, и на звук птичьих криков я сошёл на обочину мощёной дороги и подошёл к дереву. На ветке дерева сидел дрозд, который увидел меня и зафиксировал в своём птичьем видоискателе.

Обычные «городские» птицы поражают меня своей, простите мне неимение лучшего слова, ёмкостью: в крошечном теле (дрозд, например, весит в сытный год около ста граммов) спрессована выдающаяся громкость и сложность генерации звука, и там же помещается система жизнеобеспечения этого бесконечно срущего в полёте синтезатора.

Мы с дроздом смотрели друг на друга довольно долго, по крайней мере субъективно я потерял счёт реальному времени, пребывая во «времени-вне-времени» по Элиаде, в котором бесчисленное множество таких же как я смотрит на бесчисленное множество таких же как этот дрозд, и наоборот. Я смотрел на дрозда и чувствовал родство с ним, он стал моим братцем-дроздом, как написал бы Франциск Ассизский, и сразу же я понял, почему Франциск читал свои проповеди птицам: как им не читать проповедей, если они смотрят на тебя так внимательно.

Мы не переглядывались с дроздом украдкой, я не следил за ним и не отмечал его повадки — наш прямой зрительный контакт вывел меня за пределы привычной категоризации, в пространство непосредственного переживания. Эмоции захлестнули меня, поднимаясь из тех низин сознания, которые я обычно даже не инспектирую. Из всего что я чувствовал одновременно я выделю две вещи, котрые я переживал тогда особенно остро: я был рад тому, что мы с дроздом смотрим друг на друга (во всей физической и биологической сложности этого факта), и я потерял разницу между мною и этим дроздом на любом уровне. Между мной и дроздом пропала граница, и это было великолепно и удивительно.

Подобный (в чём-то одном или сразу многом) мистический опыт люди получают глядя на ночное небо, горы, море и другие циклопические структуры реальности. Или наоборот, глядя в микроскоп на полные напряжения, но недостижимо малые участки бытия. Такой же опыт может получить математик, узрев в своём уме красоту формулы или теории. Или человек, слушающий звуки варгана в ночном лесу. Или человек, раскинувшийся на диване напротив «Последнего дня Помпеи» в Русском Музее Санкт-Петербурга. Или человек, попавший на кладбище без особой цели и в тихий день. Способов получить (специально или, что встречается даже чаще, нечаянно) такой опыт слишком много чтобы пытаться перечислить их здесь все.

Однако мне сейчас важен не способ получения, а содержимое. Это ощущение единства с абсолютным, всевключающим бытием, в сочетании с вырванностью из привычного контекста: весь твой фон отступает, и ты остаёшься с реальностью лицом к лицу, чтобы почувствовать, что между вами нет границы. Вот таков мистический опыт, который нельзя удовлетворительно передать формулировками нашего глубоко рационалистического языка.

Чуждость светского (и, в более частном смысле, атеистического) мистическому опыту я нахожу логической ловушкой. В какой-то момент вездесущий материалистический дискурс запретил любому человеку, отрицающему существование высшей реальности или (что является каким-то отдельным маркером, природу которого я не очень понимаю) высшего творца, переживать мистический опыт, а тем более обсуждать его переживание.

Слово «мистический» было выпущено в тираж как дешевая игрушка для людей, которые, дескать, выбирали между картами таро и теорией функции комплексного переменного, и сделали «неправильный» выбор. На деле же в объективной/консенсуальной реальности этот выбор не только не является исключающим, но и вообще, как правило, не встаёт перед человеком, оставаясь полностью синтетическим.

Оно, это слово, теперь часто воспринимается в лучшем случае как атрибут, обозначающий принадлежность к одной из множества мировых религиозных конфессий, а в худшем — как пейоратив, указывающий на связь с нью-эйдж или иными малыми (а потому ещё менее уважаемыми в агрессивно-атеистической среде) культами, верованиями и мировоззрениями.

Однако мистическое переживание никак не связано ни с любой высшей реальностью, ни с богом, ни с привидениями, ни с волшебными кристаллам (хотя я не вижу ничего плохого ни в чём из перечисленной атрибутики). Источником мистического опыта с большой охотой станут самые материалистические и атеистические мысли, которые только можно найти. Так, лично я нахожу невероятной в своей глубине мысль об отсутствии творца. Как программист я понимаю восхищение работой другого программиста, но я был бы поражён куда сильнее, если бы хорошая программа написалась сама, на одной только тяге к тому чтобы быть написанной.

Ключевое отличие светского мистического опыта от религиозного, на мой взгляд, состоит в плоскости расположения объекта слияния: в то время как при религиозном мистическом опыте практикующий сливается с высшей реальностью, существующей на решительно другом уровне бытия (будь то авраамический Бог или Чистые Земли Амитабхи), светский практикующий, не ища экстрапланарного пристанища, чувствует своё место в привычной нам объективной/консенсуальной реальности. Что остаётся главным в этом опыте — так это прозвон эмоциональных путей и контуров иррационального восприятия, которые не задействуются в повседневной жизни.

По-моему то, что мистические переживания вытеснены из обсуждения актуальным атеистическим обществом, является большой трагедией — и для атеизма, как школы мысли и доктрины общества, не в последнюю очередь. Отказывая человеку в целом спектре способов ощущения реальности и самого себя, отвергая его естественные нужды, атеизм ставит своего последователя перед выбором: жить в ограниченной реальности, не пользуясь своими возможностями и отрицая часть себя; или найти утешение в какой-то другом, более открытом для естественного мистического опыта мировоззрении.

Так атеизм толкает человека прямиком в бушующую, многоголовую в своей мультисектарности, пучину гнозиса уже религиозного. Как ребенок, обнаруживающий растущие на себе половые органы увлеченно ищет применения этим своим новым занятным и табуированным частям, так же человек ищет применение своим однажды (с неизбежностью) обнаруженным «органам» мистического восприятия. Чем меньше позволено человеку, который бежит от строгой «родительской» фигуры атеизма, тем в более тёмные и опасные глубины способен привести его этот абсолютно естественный интерес. А сам такой отрицающий человека атеизм предстаёт перед нами жестоким гордецом, для которого любой, кто позволит себе отступиться от властных запретов, становится предателем и подлежит осмеянию. В который раз идеология отсутствия любого бога ведет себя неотличимо от любой авраамической религии, что уже даже меня давно перестало удивлять.

В то время как религиозные школы всего мира концентрируют своё внимание на мистических переживаниях и помогают ищущим развивать свои способности и тем самым поднимать качество своей жизни, атеизм предлагает им пресную замену, безжизненный симулякр, замещающий непосредственное переживание реальности её пониманием, классификацией (эрзацем понимания, рождающим ощущение знания в условиях отсутствии знания), или даже верой в принципиальную понимаемость (эрзац эрзаца понимания). Там, где предполагается демистификация и удаление лишнего, на деле оказывается возведение всё более сложных симуляций, которые становятся хуже с каждым уровнем, как ксерокопии ксерокопий.

Знание, понимание и классификация, безусловно, великолепные вещи, именно с их помощью люди строят цивилизацию в всём её прекрасном и ужасном многообразии проявлений. Но ни знание, ни понимание, ни тем более классификация не способны заменить ощущение и чувство, как синий цвет не способен заменить красный. Вера в принципиальную понимаемость, являясь худшей из ксерокопий, оказывается лучшим из вариантов, потому что хотя бы затрагивает иррациональные контуры (в компании материалистических атеистов такие вещи, впрочем, лучше не произносить).

Нужно написать какое-то заключение, но я не знаю что можно здесь заключить. Поэтому прощаюсь с вами робкой картиной прекрасного будущего, в котором люди ценят мистический опыт вне зависимости от его религиозной окраски, а атеистические практики перестали базироваться на унизительном (в первую очередь для самого себя) противопоставлении тому, что является коренной природой человека и инкорпорировали всё многообразие инструментов, которые предоставляют человеку его мозг и сознание.

Вот это будет славный мир.

Целую.